Она живет в соседней квартире, двумя этажами ниже. Встречаемся мы редко, иногда, бывает, пересечемся в лифте и как обычно: «Здравствуйте, Зинаида Петровна, как Ваше здоровье?» «Да спасибо, милая, потихоньку мы с Барсиком против болячек воюем». И выходит на своей лестничной клетке, тихонько постукивая пластмассовой палочкой об обшарпанные плиточки пола. Согнутая спина, платочек, старый коричневый плащ – такие миллионами производились на текстильных фабриках Страны, Которой Больше Нет. Страны нет, а жители остались, и никак не могут приноровиться, приспособиться к новой реальности. Учительская пенсия маленькая – разве на нее проживешь?
Зинаида Петровна одинокая. Муж умер лет десять назад, а единственный ребенок, Васенька, в одиннадцать лет утонул в реке, купаясь с пацанами поздней весной. Ногу, говорят, свело от ледяной воды, вот и утянуло течение сердешного. В гости к ней тоже никто не ходит. Но те, кто бывали, говорят, что посреди комнаты стоит круглый стол из немецкого гарнитура и стулья с мягкими сиденьями, затянутые целлофаном, чтобы на них не осаживалась пыль. Книжный шкаф заполнен книгами, как нарядными подписными, которые выкупались за сдачу макулатуры и собирались годами, так и произведениями русских и советских классиков, лекциями и конспектами – Зинаида Петровна до самой пенсии преподавала в школе биологию. Ковров не наблюдается, на маленьком столике в кухне чистая газета постелена. Запах в квартире тяжелый, пропитанный лекарствами, отварами и настойками – не проветривает, боится простудиться Зинаида Петровна: «Вот слягу, кто ж мне тогда стакан воды подаст?»
Так и проходят одинаковые дни, похожие друг на друга, как серые окна семейного общежития напротив. Утром приходит кот. Грузно вскакивает на спинку продавленного дивана, громко хурчит в тишине, прерываемой мерным тиканьем будильника, тычет холодным носом в морщинистую руку, просовывает между пальцами острую морду – погладили чтобы. Ластится, подлюка, голодный, значит.
Медленно встает Зинаида Петровна, опускает на пол искореженные ноги с опухшими суставами. Это ничего, главное, до туалета дойти, расходиться, значит, а к обеду совсем хорошо будет. Идут они вместе на кухню, и варит Зинаида Петровна кашу – гречневую или овсяную. Ест, кроша в нее мякиш белого хлеба, а кот рядом вертится, ноги обтирает, выгибает дугой полосатую спинку, щурит желтые глаза от удовольствия.
После завтрака перебираются потихоньку в комнату, садится она в кожаное старое кресло у окна и, поглаживая спящего кота, подолгу смотрит на улицу, где беззвучно падают желтые листья с осиротевшей березы, моросит мелкий дождь да осенний ветер глухо гудит в железной решетке маленького балкончика хрущевки.
Вот и осень пришла.
21.09.10
P.S. Не знаю, что нашло, но вчера я как будто стала на время старой больной одинокой женщиной. Села и записала. Как уж получилось.
Что тут еще сказать... жизнь такая штука. В ней всё есть: и старость и болезнь и одиночество и нищета...
Эта осень не за окном, это какая то осень жизни... перед вечной зимой.
Каждый раз, когда слушаю эту песню, меня начинают слезы душить. И сама не знаю, отчего.
Спасибо за рассказ, Лена!
И так страшно за одиноких стариков - что появятся какие-нибудь мошенники и отправят их на тот свет ради квартиры!
Ты молодец!
А материально, потому что (не поверишь!) с себя писала. Нет такой реальной бабушки Зинаиды Петровны, это сборный образ. Кот - это наш кот Красавчик, с него, собственно, все и началось, когда он пришел утром меня будить. Комната имеет прототип, списана с реальной комнаты одинокого немолодого человека. А чувства - чувства были мои. Вот, как-то так.
В детстве мы жили как бы в общежитии, и у нас была одинокая соседка уже в возрасте, ни детей, ни мужа, только кошка Катька. Но она никогда не была одна, просто потому что была общительной и открытой. Мы дети, часто ходили к ней в гости, а она угощала нас конфетками, потом мы все расселились по квартирам, но знаю, что многие навещали её семьями, и она ко всем ходила в гости, такая вот активная и доброжелательная бабулька была. Просто прочитала твой рассказ и вспомнила о ней...